363

Король призвал к себе г-на Левена без ведома министров. Выслушав это сообщение от г-на де N., королевского ординарца, старый банкир покраснел от удовольствия. (В 1793 году, когда пала королевская власть, ему уже было двадцать лет.)
Однако заметить свое смущение и справиться с ним было делом лишь одной минуты для этого человека, состарившегося в парижских салонах. Он принял ординарца с холодностью, которая могла сойти и за глубокое уважение и за полное отсутствие низкопоклонства.
Действительно, садясь в свой кабриолет, офицер колебался:
«Кто этот человек? Якобинец ли, несмотря на весь свой ум, или простофиля,' растерявшийся от одного пожатия руки?»
Господин Левен поглядел вслед удаляющемуся кабриолету, и в ту же минуту к нему вернулось все его самообладание.
«Мне предстоит играть роль, столь известную в истории роль Самюэля Бернара, с которым Людовик Четырнадцатый прогуливался в садах Версаля».
Одной этой мысли было достаточно, чтобы вернуть г-ну Левену весь пыл первой молодости. Он не закрыл глаз на минутное смущение, вызванное в нем приглашением его величества и тем более на нелепое положение, в котором он очутился бы, если бы об этом стало известно в фойе Оперы.
До сих пор король обменивался с г-ном Левеном лишь вежливыми фразами где-нибудь на балу или за обедом. Г-ну Левену случилось два-три раза обедать за королевским столом в первые же дни, последовавшие за июльским восстанием. Оно тогда называлось иначе, и Левен, которого трудно было провести, оказался одним из первых, кто разглядел злобу, внушаемую столь опасным примером.
Он тогда прочел в королевском взгляде: «Я нагоню страх на крупных собственников и заставлю их убедиться, что это — война людей неимущих против тех, кто обладает кое-каким состоянием».
Чтобы не прослыть таким же глупцом, как несколько деревенских депутатов, приглашенных вместе с ним, Левен отпустил две-три замаскированные остроты насчет этой идеи, которой никто не высказывал вслух.
Левен на минуту испугался, как бы не захотели скомпрометировать мелких парижских коммерсантов, втянув их в кровопролитие. Он счел эту мысль чрезвычайно неудачной и без колебаний отказался от должности командира батальона, на которую его выдвинули лавочники, довольно щедро ссужаемые им тысячефранковыми билетами, хотя ему эти деньги и возвращали, и перестал обедать у министров под тем предлогом, что они люди скучные.
Граф де Босеан, министр иностранных дел, тем не менее говаривал ему: «Такой человек, как вы» и преследовал его приглашениями на обед. Но Левен устоял и против этого искусного красноречия.
В 1792 году он совершил один или два похода, и всякое упоминание о французской революции было для него упоминанием о женщине, некогда любимой, но которая плохо себя повела. Словом, час его еще не пробил.