327

— Было бы весьма существенно, чтобы ваши друзья приняли участие в голосовании лишь после того, как я буду иметь честь повидать вас в два часа дня.
— Вы немалого от меня хотите. Для этого их всех надо было бы загнать в какой-нибудь зал и запереть на ключ.
Кофф поджидал Люсьена на улице. Они помчались в гостиницу составлять министру письмо, в котором Люсьен писал:
«Я сознаю, насколько рискую, вмешиваясь так деятельно в столь безнадежное дело. Если министр пожелает свалить на меня вину за все, ему это будет очень легко, но я не хотел, чтобы у меня под носом было проиграно сражение, не пустив в дело мои войска. Средства, находящиеся в моем распоряжении, вследствие крайнего недостатка времени, жалки до смешного.
Без четверти девять я был у родственника председателя суда Дони.
В девять — у аббата Леканю и ушел от него лишь в одиннадцать.
В четверть двенадцатого я отправился к аббату Дони Дисжонвалю.
В двенадцать я был у генерала Фари.
В половине первого я отправил вам телеграмму № 2.
В половине второго пишу вам настоящее письмо.
В два часа отправляюсь к монсиньору епископу смазать колеса. Я уже не имею времени дожидаться ответа на это письмо.
Когда ваше сиятельство получит его, все будет закончено, и можно биться об заклад десять против одного, что господин Меробер будет избран. Но до последней минуты я буду предлагать легитимистам мои сто тысяч франков, если вы находите, что недопущение в палату господина Меробера стоит этой суммы.
Сочту за величайшую удачу, если ваша депеша в ответ на мою депешу № 2 придет завтра, семнадцатого, до двух часов дня. Выборы председателя избирательной комиссии кончатся в девять. Аббат Дисжонваль, как мне кажется, склонен задержать до этого часа голосование своих друзей. Баллотировка, надеюсь, закончится лишь в четыре часа».
Люсьен полетел к монсиньору епископу. Его приняли с высокомерным презрением и даже с дерзостью, позабавившими его.
Он, смеясь, твердил себе, пародируя любимую фразу святого прелата: «Я сложу это к подножию креста».
Ни о каких делах с монсиньором епископом он не говорил.
«Это лишь капля масла в колеса — и только».
В половине третьего Люсьен завтракал у генерала, с которым он потом отправился делать визиты, прерванные накануне.
В пять часов Люсьен умирал от усталости. Этот день был самым деятельным днем в его жизни. Ему еще предстояла неприятная перспектива обеда у префекта, который мог оказаться недостаточно вежливым. Маленький капитан Меньер предупредил Люсьена, что два самых лучших сыщика префекта следят за каждым его шагом.
Люсьен в глубине души был вполне удовлетворен: он чувствовал, что сделал все возможное для торжества дела, справедливость которого, говоря правду, была весьма спорна. Но это возражение, способное омрачить радость Люсьена, вполне уравновешивалось сознанием, что у него хватило мужества неосторожно поставить на карту уважение, которым он уже начинал пользоваться в министерстве внутренних дел. Кофф раз или два сказал ему:
— В глазах наших старых столоначальников и начальников отделений ваше поведение, если даже оно увенчается провалом страшного господина Меробера, будет только великолепной ошибкой.
При обсуждении вопроса о подкидышах вы назвали этих людей канцелярскими креслами: они теперь воспользуются случаем отомстить вам.
— Что же следовало сделать?