Великие о Стендале

Ортега-и-Гасет (испанский философ)
«Стендаль всегда рассказывает, даже когда он определяет, теоретизирует и делает выводы. Лучше всего он рассказывает»

Симона де Бовуар
Стендаль «никогда не ограничивал себя описанием своих героинь как функции своего героя: он придавал им их собственную сущность и назначение. Он делал то, что мы редко находим у других писателей - воплощал себя в женских образах».




Стендаль. Люсьен Левен (Красное и Белое)

285

Хозяин сразу осекся.
— Каким «таким»? — побледнев от ярости, воскликнул Люсьен и кинулся к карете за саблей.
— Словом, вы меня понимаете, — сказал хозяин. — Англичанин пригрозил мне, что бросит мою гостиницу.
— Едем, — сказал Кофф, — вот уже возвращается народ.
Он швырнул хозяину сорок два франка, и карета тронулась.
— Я буду ждать вас за городом, — обратился Кофф к бригадиру, — приказываю вам нагнать меня там.
— А, понимаю, — презрительно улыбнулся бригадир, — господин комиссар побаивается.
— Приказываю вам ехать не тем путем, что я, и ждать меня за городскими воротами. — А вы, — обратился он к кучеру, — поезжайте шагом через толпу.
Толпа уже показалась в конце улицы.
Не доезжая двадцати шагов до толпы, кучер пустил лошадей вскачь, не обращая внимания на крики Люсьена. Комья грязи и капустные кочерыжки летели в карету со всех сторон. Несмотря на чудовищный гам, Люсьен и Кофф имели удовольствие расслышать самую отчаянную ругань. Подъехав к воротам, пришлось перевести лошадей на рысь, так как мост был очень узок. Ворота были двойные, и в них стояло человек восемь — десять горланов.
— В воду! В воду! — орали они.
— А, это поручик Левен, — сказал человек в рваной зеленого цвета шинели, невидимому отставной улан.
— В воду Левена! В воду Левена! — тотчас раздались крики.
Кричали в воротах, в двух шагах от кареты; когда же карета выбралась за ворота, крики удвоились. В двухстах шагах от города все уже было тихо. Вскоре подъехал и бригадир.
— Поздравляю вас, господа,—оказал он путешественникам, — вы легко отделались!
Его насмешливый вид окончательно вывел Люсьена из себя. Он предъявил ему свой паспорт, велел прочесть его, затем спросил:
— Чем все это вызвано?
— Э, сударь, вам это известно лучше, чем мне. Вы полицейский комиссар, приехавший сюда в связи с выборами. Брошюрки, которые вы везли на империале кареты, свалились на землю при въезде в город, напротив кафе Рамблена: это народное кафе; их прочли, узнали, кто вы такие, и, честное слово, это еще счастье, что у них не было камней:
Господин Кофф спокойно поднялся на козлы.
— В самом деле, здесь ничего уже нет, — сказал он, взглянув на империал.
— Это был пакет для Шера или для господина Меробера?
— Это был памфлет Торпе против господина Меробера, — ответил Кофф.
Физиономия жандарма во время этого короткого диалога до такой степени раздражала Люсьена, что он решил отпустить его и дал ему двадцать франков.
Бригадир рассыпался в благодарностях.
— Господа, — прибавил он, — жители Блуа — горячие головы. Никто из ваших не отваживается днем проезжать через город: это делают обычно ночью.
— Убирайтесь к черту! — крикнул Люсьен. — А ты, — приказал он кучеру, — пусти лошадей вскачь!
— Э, да чего вы так боитесь, — посмеиваясь, ответил тот, — на дороге ведь нет ни души.
После пятиминутной скачки Люсьен, обернувшись к спутнику, промолвил:
— Ну что, Кофф?

Возврат к списку

aa