Великие о Стендале

Ортега-и-Гасет (испанский философ)
«Стендаль всегда рассказывает, даже когда он определяет, теоретизирует и делает выводы. Лучше всего он рассказывает»

Симона де Бовуар
Стендаль «никогда не ограничивал себя описанием своих героинь как функции своего героя: он придавал им их собственную сущность и назначение. Он делал то, что мы редко находим у других писателей - воплощал себя в женских образах».




Стендаль. Люсьен Левен (Красное и Белое)

260

— Я вас люблю, и потому-то вы делаете меня несчастным. Ибо величайшая глупость из всех — это любовь, — добавил он, одушевляясь все более и более и заговорив серьезным тоном, которого сын никогда у него не замечал. — За всю мою долгую жизнь я знал только одно исключение, но зато оно и единственное. Я люблю вашу мать, я не могу жить без нее, и она никогда не причинила мне ни малейшего огорчения. Вместо того чтобы видеть в вас соперника, я решил полюбить вас; это — нелепое положение, в которое я поклялся не попадать, а между тем вы не даете мне спать.
При этих словах Люсьен стал совсем серьезен. Его отец никогда не позволял себе преувеличений: он понял, что ему придется выдержать вспышку настоящего гнева.
Господин Левен был тем сильнее рассержен, что завел разговор с сыном после того, как две недели назад дал себе слово не заикаться ему о том, что его мучило.
Вдруг г-н Левен направился к двери.
— Будьте добры подождать меня, — с горечью сказал он Люсьену.
Вскоре он вернулся с небольшим бумажником из русской кожи.
— Здесь двенадцать тысяч франков; если вы их не возьмете, мы с вами поссоримся.
— Это было бы совсем необычным поводом к ссоре, — улыбаясь, ответил Люсьен. — Роли переменились, и...
— Да, это неплохо, пожалуй даже остроумно. Но как бы там ни было, вам необходимо серьезно увлечься мадемуазель Гослен. Но только не вздумайте отдать ей деньги, а затем, по вашей благоразумной привычке, спасаясь бегством, скакать верхом куда-нибудь в Медонский лес или к чорту в зубы. Речь идет о том, чтобы вы проводили с ней ваши вечера, посвящали ей все свое время, были от нее без ума.
— Без ума от мадемуазель Гослен!
— Чорт тебя побери! Без ума от мадемуазель Гослен или от какой-нибудь другой — разве дело в этом? Надо, чтобы публика знала, что у тебя есть любовница.
— А чем вызван, отец, столь строгий приказ?
— Тебе отлично известно. Вот ты уже начинаешь кривить душою, говоря с отцом, который заботится о твоих же интересах, чорт бы тебя побрал навсегда! Я уверен, что если проведу два месяца без тебя, я перестану думать о тебе. Почему ты не остался в твоем Нанси? Тебе это было бы так к лицу: ты оказался бы достойным героем двух-трсх жеманниц.
Люсьен покраснел.
— Но при том положении, которое я тебе создал, твой отвратительно серьезный и даже печальный вид, вызывающий такие восторги в провинции, где его считают сугубо модным, здесь может привести лишь к тому, что над тобой будут насмехаться, принимая тебя за жалкого сен-симониста.
— Да я совсем не сен-симонист! Я, кажется, вам это доказал.
— Э, будь сен-симонистом, будь еще в тысячу раз глупее, но пусть люди этого не видят.
— Отец, я стану разговорчивее, веселее, я буду проводить по два часа в Опере вместо одного.
— Разве можно изменить характер? Разве ты когда-нибудь станешь весел или легкомыслен? На протяжении всей твоей жизни, если только я, считая с нынешнего дня, не наведу порядка в две недели, твою серьезность будут принимать не за доказательство здравого смысла, не за дурное следствие хорошей причины, а за все, что есть самого враждебного светскому обществу. Поскольку же ты связал свою судьбу с этим обществом, тебе придется приучить свое самолюбие к десятку мелких уколов, которые оно будет получать ежедневно, а в таком случае наиболее приятным выходом из положения будет пустить себе пулю в лоб или, если нехватит мужества, сделаться траппистом.

Возврат к списку

aa