Великие о Стендале

Ортега-и-Гасет (испанский философ)
«Стендаль всегда рассказывает, даже когда он определяет, теоретизирует и делает выводы. Лучше всего он рассказывает»

Симона де Бовуар
Стендаль «никогда не ограничивал себя описанием своих героинь как функции своего героя: он придавал им их собственную сущность и назначение. Он делал то, что мы редко находим у других писателей - воплощал себя в женских образах».




Стендаль. Люсьен Левен (Красное и Белое)

237

Однажды около пяти часов пополудни, возвратившись из Тюильри, министр вызвал Люсьена к себе в кабинет. Наш герой нашел, что он бледен, как смерть.
— Вот в чем дело, дорогой Левен. Речь идет о поручении, весьма щекотливом.
Лицо Люсьена против воли приняло надменное выражение, как у человека, собирающегося ответить горделивым отказом, так что министр поспешил прибавить:
—- ...И весьма почетном.
Но и после этих слов надменно-сухой вид Люсьена смягчился не намного. 'Он не был ведь такого высокого мнения о почестях, которые можно было приобресть, служа чинов, ником с жалованьем в девятьсот франков. Его превосходительство продолжал:
— Вы знаете, что мы имеем счастье жить под надзором пяти полиций... Но вы это знаете лишь в той мере, в какой знает об этом широкая публика, а отнюдь не так, как нужно, чтобы действовать уверенно. Забудьте же, прошу вас, обо всем, что вы, как вам кажется, знаете на этот счет. В погоне за читателем оппозиционные газеты отравляют все решительно. Постарайтесь не смешивать того, что публика принимает за истину, с тем, что я вам сообщу; иначе, начав действовать, вы впадете в ошибку. В особенности не забывайте, дорогой Левен, что самый гнусный плут не лишен тщеславия и своеобразного понятия о чести. Если он заметит, что вы его презираете, с ним уже не сговориться... Простите, мой друг, что я вхожу в такие подробности, но я от всего сердца желаю вам успеха...
«Ах, — подумал Люсьен, — у меня тоже, как у гнусного плута, есть тщеславие. Он слишком близко одну к другой употребил эти две фразы: должно быть, он сильно взволнован».
Министр больше не старался увещевать Люсьена: он весь был поглощен своим горем. Растерянный взгляд подчеркивала смертельная бледность щек, и все его лицо выражало величайшее смущение. Он продолжал:
— Этот проклятый генерал Р. думает только о том, чтобы стать генерал-лейтенантом. Как вам известно, он начальник дворцовой полиции. Но этого ему мало: он хочет сделаться военным министром и на этом посту проявить свои таланты в наиболее трудном и, говоря по правде, единственно трудном деле в этом жалком министерстве, — добавил с презрением великий администратор, — а именно наблюдать за тем, чтобы между солдатами и гражданским населением не установились слишком близкие отношения, и в то же время способствовать возникновению между ними дуэлей со смертным исходом, не меньше шести в месяц.
Люсьен посмотрел на него.
— На всю Францию, — добавил министр. — Эта цифра установлена в совете министров.
До сих пор генерал Р. довольствовался распространением в казармах слухов о том, что чернь и рабочие устраивают засады и нападают на отдельных военных. Эти два слоя населения все время сближаются между собой в результате милейшего равенства; они уважают друг друга, и для того, чтобы их разъединить, нужна непрерывная деятельность военной полиции. Генерал Р. не дает мне покоя, требуя, чтобы я помещал в моих газетах точное описание всех кабацких ссор, всех грубых выходок караулов, всех пьяных драк, о которых ему доносят его переодетые сержанты. Этим субъектам поручено наблюдать за пьянством, но самим напиваться запрещено. Все это — сущая пытка для наших журналистов. Как можем мы после всех этих мерзостей, — говорят они, — рассчитывать на какой-либо эффект изящной фразы или тонкой остроты? Какое дело светским людям до кабацких сцен, притом одних и тех же? Наталкиваясь на отчет об этих гнусностях, читатель из высшего круга швыряет прочь газету, не без того, чтобы с презрением отозваться о подкупленных журналистах.

Возврат к списку

aa