Великие о Стендале

Ортега-и-Гасет (испанский философ)
«Стендаль всегда рассказывает, даже когда он определяет, теоретизирует и делает выводы. Лучше всего он рассказывает»

Симона де Бовуар
Стендаль «никогда не ограничивал себя описанием своих героинь как функции своего героя: он придавал им их собственную сущность и назначение. Он делал то, что мы редко находим у других писателей - воплощал себя в женских образах».




Стендаль. Люсьен Левен (Красное и Белое)

226

Из любопытства он просмотрел в канцелярии донесения этого Дюмораля, которого, повидимому, побаивался граф де Вез. В центре всеобщего внимания были выборы и испанские события. Г-н Дюмораль, говоря о Нанси, немало позабавил Люсьена. В одном донесении шла речь о г-не де Васиньи, человеке весьма опасном, и о г-не Дю Пуарье, субъекте менее опасном, которого можно было подкупить крестом, табачной лавочкой для сестры и т. д. и т. д. Эти бедные префекты, смертельно боявшиеся провалить выборы и преувеличивавшие свои трудности в донесениях министру, обладали способностью рассеивать меланхолию Люсьена.
Такова была жизнь Люсьена: утром шесть часов в министерстве на улице Гре-нель, вечером по меньшей мере час — в Опере. Отец, не говоря ему об этом, обрек его на непрерывную работу.
— Это единственное средство, — объяснял он г-же Левен, — предотвратить выстрел из пистолета, если только он нам угрожает, чего я, впрочем, не думаю. Уже одна его наводящая такую скуку добродетель помешала бы ему оставить нас одних, но ведь кроме нее налицо еще любовь к жизни и интерес, вызываемый борьбою с людьми.
Из любви к жене г-н Левен целиком посвятил себя разрешению этой проблемы.
— Вы не можете жить без вашего сына, — говорил он ей, — а я — без вас. К тому же признаюсь вам, что, присмотревшись к нему ближе, я уже не нахожу его столь пошлым. Он иногда отвечает на колкости своего министра, и тот от него в восхищении. А если взвесить все как следует, то юношеские, подчас слишком резкие, реплики Люсьена значительно лучше старых, беззубых выпадов де Веза... Посмотрим еще, как он отнесется к первой мошеннической проделке его сиятельства!
— Люсьен попрежнему самого высокого мнения о талантах господина де Веза.
— Это наша единственная надежда. Это преклонение надо всячески в нем поддерживать. Когда я уже не окажусь в состоянии отстаивать перед Люсьеном честность министра, которой будет нанесен легкий удар, у меня останется только один выход — задать вопрос: разве такому талантливому министру хватает четырехсот тысяч франков в год, получаемых им от казны?
Тут же я докажу ему, что Сюлли был вор. Затем три-четыре дня спустя я выдвину новый великолепный довод:
Генерал Бонапарт, находясь в 1796 году в Италии, крал. Неужели вы предпочли бы ему честного человека, вроде Моро, который дал себя разгромитъ в 1799 году при Касса-но, при Нови и т. д.? Моро стоил казне каких-нибудь двести тысяч франков, а Бонапарт обошелся в три миллиона... и т. д.
Надеюсь, что у Люсьена не найдется что ответить, а пока он преклоняется перед господином де Везом, я вам ручаюсь, что он из Парило не уедет.
— Если бы мы могли дотянуть до конца года, — сказала г-жа Левен, — он позабыл бы -свою госпожу де Шастеле.
— Не знаю, вы наградили его таким постоянным сердцем! Вы никогда не могли расстаться со мною, вы всегда любили меня, несмотря на мое отвратительное поведение. Для такого честного сердца, какое он унаследовал от вас, нужно было бы новое увлечение. Я выжидаю благоприятного случая представить его госпоже Гранде.
— Она очень хороша собой, совсем молода и блистательна.
— И, кроме того, она хочет во что бы то ни стало сильного увлечения.
— Если Люсьен заметит неискренность, он обратится в бегство и т. д.
Однажды в солнечный день, около половины третьего, министр вошел в кабинет Лю-сьена весь красный, с вытаращенными глазами, вне себя.

Возврат к списку

aa